Я остался без родителей рано, в три года, и всегда старался запомнить все, что о них рассказывали родные. Любое слово, которое кем-либо говорилось об отце или о матери, глубоко западало мне в душу и в память. Сам я о них помнил очень мало. Кажется мне, правда, что запомнил я, как отец брился. Сначала он долго направлял на ремне опасную бритву. Такие теперь остались лишь в некоторых парикмахерских, а в те годы были принадлежностыо любого взрослого мужчины.
Так вот, отец, закрепив ремень за дверную ручку, старательно направлял лезвие, пробуя его остроту палыдем. Потом взбивал в чашке пену из обмылка, обильно намыливался помазком и начинал бриться. Я внимательно наблюдал за ним. Может быть, я бы не запомнил этого случая, если бы ни одна подробность. Мыльную пену, которая оставалась на лезвии, отец смазывал на обрывок приготовленной газеты. Эта пена с черными точками щетины вызывала у меня неприятное чувство. Мне хотелось, чтобы отец быстрее заканчивал бритье, я готов был разрыдаться. Может быть, эта подробность закрепила в моей памяти всю картину. Не знаю...
О матери я помню больше. Правда, это отрывочные воспоминания. Но все же... Для меня каждый такой эпизод очень дорог. И даже не событием, оно, как правило, было слишком незначительным, а чувством, которое в тот момент возникало и сохранялось в моей душе навсегда. Мне кажется, что не запомни я того немногого, случайного, даже совсем малозначительного о моих родителях, я стал бы совсем другим человеком.
Я помню, как каждое утро входил я в комнату, где лежала моя тяжелобольная мать, останавливался у порога и говорил одни и те же слова: «Мамочка, ты скоро поправишься, ты не умрешь, потому, что я тебя люблю». При этом я делал попытку подойти к ней, но она останавливала меня жестом:...
